– Что за фразу произнесла Жанна? – спросил Богдан.
– Понятия не имею, – быстро ответил Абдулла. Богдан повернулся к ибн Зозуле. – Профессор Кова-Леви не упоминал ее при вас?
– Н-нет… – ответил цзюйжэнь. – Нет! Я ее в первый раз слышу!
– И вы, как историк и культуролог, не имеете представления, что это такое? – спросил Богдан. – Ведь это явно какая-то цитата. Причем, знаете, что-то смутно знакомое. Пес на пороге…
– Никаких ассоциаций, – решительно сказал ибн Зозуля.
– Ты плохой мусульманин, – вдруг подал голос бек. Ибн Зозуля, как ужаленный, обернулся к нему. – Ты не знаешь Коран. Да.
Пауза длилась, наверное, с полминуты.
– Коран? – медленно повторил Абдулла и бросил на ибн Зозулю короткий и равнодушный, ничего не говорящий взгляд. У цзюйжэня отвалилась челюсть.
– Сура «Пещера», – сказал бек.
– Пещера? – каким-то странным голосом переспросил Абдулла.
– Единочаятель Нечипорук, – проговорил Богдан. – Я, разумеется, не собираюсь вмешиваться в ведение следствия, и даже если меня уполномочат это сделать, никоим образом не стану посягать на ваши прерогативы… но. Но. Я хотел бы посетить немедленно место происшествия. Вы не смогли бы проводить нас с беком? Это ведь не так далеко.
– Чуть более тридцати ли, – медленно сказал Абдулла. – Однако… простите, преждерожденный единочаятель Оуянцев-Сю… зачем это вам?
Богдан помолчал, собираясь с мыслями.
– Я должен найти то место, где одиноко страдала моя жена, и взять с собою горсть земли, обагренной ее кровью, – твердо проговорил он.
– Молодец! – одобрительно каркнул Кормибарсов.
Абдулла вздохнул.
– Конечно, мы сейчас же отправимся туда.
Скорбное шествие двинулось обратно – по коридору к лестнице, потом по лестнице вниз. Служитель на проходной вскочил, оправляя халат. На него никто даже не взглянул.
Вечерело, и дневная жара начала спадать. Прокаленный южным солнцем камень стен больницы дышал жаром, как доменная печь – но из больничного сада уже веяло прохладой. Шумели фонтаны.
Мужчины вышли за врата.
– Мне, наверное, незачем ехать… – дрожащим голосом произнес ибн Зозуля.
– Думаю, вам лучше поехать, – возразил Абдулла.
– Свою повозку я оставлю здесь, – сказал Богдан.
– Да, разумеется. Вчетвером мы поместимся в моем «мерседесе», он достаточно удобен. Почтенный бек, вероятно, сядет на заднее сиденье? – Абдулла впервые с того момента, как бек сказал: «Пещера», глянул ему в лицо. Их глаза встретились.
– Да, – обронил бек.
– Почтенный бек хорошо помнит слова Пророка, – с неподдельным уважением произнес Абдулла.
– Я чту Аллаха, – сказал бек, – и стараюсь каждый свой шаг соразмерять с тем, что он заповедал правоверным.
– Например? – спросил Абдулла.
То был странный диалог. Словно двое этих сильных, незаурядных мужчин беседовали о чем-то своем, непонятном для окружающих. А потому могли говорить совершенно открыто, будто кругом не было ни души.
– Например? – бек холодно улыбнулся. – Ну, например, сура «Добыча», аят шестидесятый… – он помедлил, а потом отчеканил, по-прежнему глядя Абдулле прямо в глаза: – Если опасаешься вероломства со стороны какого народа, то ему отплачивай равным; истинно, Аллах не любит вероломных.
В горле Абдуллы что-то булькнуло. Он быстро отвел глаза и взялся за ручку дверцы своей повозки.
И в этот момент из-за угла ограды больничного сада, окаймленной ровными рядами высоких кустов самшита, послышалось равномерное, неторопливое постукивание трости, шаркающие шаги и заунывное пение. Еще мгновение – и показался согбенный, престарелый бродячий даос с ритуальным мечом за спиною, что-то невнятно гудящий себе под нос.
Что-то?
Может, для всех остальных это и было «чем-то» – но, едва Богдан разобрал слова и мелодию песни, сердце его провалилось.
«Лодина есть Лодина, – тянул даос на одной ноте, – лапыти, эрготоу… Так сыкыроила матуска – и не пересыть…»
Эту песню они с Багом пели в харчевне Ябан-аги после завершения дела жадного варвара Цорэса!
Решать нужно было сразу. Минфа шагнул вперед, и, прежде чем даос миновал их, склонился перед ним в почтительном поклоне.
– Наставник, – сказал Богдан. – Я нуждаюсь в вашем совете.
Согбенный старец невозмутимо сделал еще один шаг, будто слова Богдана не сразу дошли до его сознания, пребывающего где-то неподалеку от вечности. Потом остановился, медленно повернул голову, перекатил на него взгляд ясных глаз из-под очков с перевязанной дужкой и спросил неторопливо:
– Что за совет тебе нужен, уважаемый?
Богдан впился взглядом в лицо даоса; но, как он ни силился, друга узнать не мог. Он или не он? Баг – или не Баг?
Некогда думать.
– Еч Абдулла, – Богдан обернулся к начальнику зиндана унутренных справ, – вы не будете возражать, если мы возьмем с собой почтенного старца?
– В данной ситуации я ни в чем не могу отказать вам, еч Богдан, у вас сегодня настолько тяжелый день… Но, клянусь туфлей Пророка, я не понимаю, зачем он вам понадобился.
– Между тем все просто, – сказал Богдан, едва в силах скрыть грозящее прорваться в голосе торжество. – Пусть почтенный старец осмотрит и ощупает разбитую повозку профессора Кова-Леви, погадает рядом… Вы же не успели ее отбуксировать в город? Может быть, с помощью своих проверенных тысячелетиями способов старец поможет нам понять, куда направился профессор, как далеко он ушел и где его искать.
– Вы же православный, драг еч! – недоуменно сказал Абдулла. Богдан чуть обиженно пожал плечами.
– Ну и что? Ваша вера ведь не мешает вам слушать прогнозы погоды, драг еч Абдулла?