На это возразить было нечего.
Окрестности Асланiва,
9 день восьмого месяца, средница,
ранний вечер
Теперь их стало пятеро.
В повозке пришлось потесниться.
Абдулла сел за руль, рядом с ним устроился совсем приунывший ибн Зозуля. Он затравленно, даже как-то виновато озирался и все пытался поймать взгляд Абдуллы – но тот подчеркнуто не замечал этого и не обращал на цзюйжэня ни малейшего внимания.
На заднее сиденье втиснулись бек, даос и Богдан. Салон европейской повозки был вполне просторным, не меньше чем у «тахмасиба», но потолок располагался ниже. «Хорошо, – подумал минфа, – что я здесь без шапки-гуань, с непокрытой головой…»
Все молчали.
Повозка долго юлила среди канав и куч, потом выехала за городскую черту и прибавила ходу. Вел Абдулла великолепно. Его широкая спина была неподвижна, и лишь руки, свободно лежащие на баранке, двигались едва-едва. Он напомнил Богдану Бага. «Какой достойный человек! – в который раз думал Богдан. – Неужели он – человеконарушитель?»
Они по-прежнему молчали. Все.
Потом чуть слышно задудел себе под нос старец.
У Дальлеса злой плут сталшыныка.
Мая жызинь тун-тун машыныка,
Мая коны ходи мыного соныца,
Нету ляна и нету челывоныца,
Нету фанза, нету девиса,
Нету детишыка и огненый водиса…
Богдан покосился на даоса. Тот сидел с отсутствующим видом, прикрыв глаза, лишь чуть заметно шевелились губы. «Вот это маскировка!» – подумал Богдан. Не будь так тяжело на душе, он бы испытывал неподдельный восторг.
Кроме даоса, все молчали.
Горы приближались.
«Красиво… – глядя в окно, думал Богдан. – Святый Боже, как здесь красиво! Какой прекрасный край! Как это сообразно – его любить! Погулять бы с Жанной по этим холмам, по этим душистым предгорьям, когда все кончится…»
Мелькнул слева дорожный указатель – знак поворота и надпись: «Раскоп 178». И строкой ниже: «100 шагов». Через мгновение за стремительно льющейся вереницей придорожных кипарисов замелькали кучи вынутой земли и траншеи сложной конфигурации.
– Раскоп? – спросил бек, ни к кому не обращаясь.
– Раскоп, – после паузы подтвердил ибн Зозуля.
– Древнеискательский?
– Древнеискательский. Здесь мы рассчитывали обнаружить захоронение…
– Обнаружили? – спокойно спросил бек.
Ибн Зозуля, помедлив, виновато сказал:
– Нет…
Бек вздохнул и, по-прежнему ни к кому не обращаясь, неторопливо поведал:
– Лет с полста назад мой дедушка вразумлял талибских фанатиков в Кашмире. Мы с братьями подносили его расчету снарядные ящики. Да. – Он чуть помедлил. – Именно так выглядели тогда полностью отрытые позиции противутанковых пушек.
Повисла тишина. Даже даос умолк. Лишь рвущийся воздух пел на ветровом стекле.
– Хвала Аллаху, – наконец проговорил Абдулла, и голос его был совершенно спокоен, – никогда не видел. Ничего не могу сказать.
– Это раскоп… – проблеял ибн Зозуля.
Горы приближались.
Тридцать две ли от Асланiва,
9 день восьмого месяца, средница,
часом позже
Сильно покореженная повозка застряла между двумя кипарисами на краю небольшой лужайки, в каких-то двух-трех шагах от обрыва, скрытого растущими по краю кустами жасмина. От дороги до места последнего пристанища «рено» – Глюксман Кова-Леви и в Асланiве остался верен продукции своей родины – проходили вполне различимые следы неконтролируемого водителем движения: ободранные стволы деревьев, смятые, вырванные с корнем кустарники, вспоротый шинами мох. Собственно, не загреметь на всем ходу с обрыва и не найти верной смерти на каменных глыбах ста шагами ниже пассажирам повозки, судя по всему, помешал удивительный случай в лице тех самых кипарисов – молодых и совсем еще невысоких.
Абдулла Нечипорук, задумчиво глядя на деревья, изрек что-то про невероятное везение, мол, шаг влево или шаг вправо – и мы бы вряд ли нашли что-нибудь кроме обгорелого остова повозки да обезображенных тел. Зозуля тоже что-то горестно мямлил про недопустимость подобного риска – управлять повозкой в нетрезвом состоянии; что ведь он не пускал, он отговаривал, он предлагал шофера дать, а вот поди ж ты – как вышло…
Богдан ходил вокруг повозки, заложив руки за спину и нервно сжимая и разжимая пальцы. Он вдруг очень отчетливо представил себе, как – не случись на пути вот этих кипарисов – повозка летит в пропасть, и Жанна, его Жанна в смертельном ужасе кричит, понимая, что ей из повозки не выбраться, что холодные равнодушные камни все ближе и ближе с каждым мгновением… «Что было бы, если бы так и случилось?! – спрашивал себя в отчаянье Богдан, остановившись на краю обрыва. – Слава Тебе, Боже, за все вовеки! Не попустил…» Богдан истово перекрестился.
Абдулла провел его к месту, где нашли Жанну, и Богдан благоговейно собрал горсть влажной земли, завернул в тряпицу и уложил в карман порток – с тем, чтобы в готеле переложить в какой-либо более подходящий сосуд. Он всерьез был намерен хранить эту горсть по гроб жизни. В глазах Богдана закипали слезы. Веселая, милая, взбалмошная умница Жанна стояла перед его мысленным взором.
Абдулла сочувственно наблюдал за манипуляциями минфа.
Бек Кормибарсов, вместе со всеми спустившись от дороги по следам повозки, скрестил руки под буркой на груди и застыл в величественной позе – подобный горному орлу, величаво озирающему свои владения. Лишь голова его неспешно поворачивалась – Ширмамед, глубоко вдыхая свежий горный воздух, внимательно осматривал живописные окрестности, и ни одна подозрительная песчинка не ускользала от пронзительного взгляда его живых глаз, прячущихся под косматыми бровями.